Неточные совпадения
— Вам следует подать объявление в полицию, — с самым деловым видом отвечал Порфирий, —
о том-с, что, известившись
о таком-то происшествии, то есть об этом убийстве, — вы просите, в свою очередь, уведомить следователя, которому поручено дело, что такие-то
вещи принадлежат вам и что вы желаете их выкупить… или там… да вам, впрочем,
напишут.
— Это все равно-с, — ответил Порфирий Петрович, холодно принимая разъяснение
о финансах, — а впрочем, можно вам и прямо, если захотите,
написать ко мне, в том же смысле, что вот, известясь
о том-то и объявляя
о таких-то моих
вещах, прошу…
— Да ведь у тебя не приготовлены
вещи, как же ты поедешь? Собирайся, если хочешь: как увидишь, так и сделаешь. Только я тебя просил бы вот
о чем: подожди моего письма. Оно придет завтра же; я
напишу и отдам его где-нибудь на дороге. Завтра же получишь, подожди, прошу тебя.
Настоящий Гегель был тот скромный профессор в Иене, друг Гельдерлина, который спас под полой свою «Феноменологию», когда Наполеон входил в город; тогда его философия не вела ни к индийскому квиетизму, ни к оправданию существующих гражданских форм, ни к прусскому христианству; тогда он не читал своих лекций
о философии религии, а
писал гениальные
вещи, вроде статьи «
О палаче и
о смертной казни», напечатанной в Розенкранцевой биографии.
Он стал штейнерианцем, но в известный момент стал смертельным врагом Штейнера и
писал о нем ужасные
вещи, потом опять вернулся в лоно штейнерианства.
Я помню эту «беду»: заботясь
о поддержке неудавшихся детей, дедушка стал заниматься ростовщичеством, начал тайно принимать
вещи в заклад. Кто-то донес на него, и однажды ночью нагрянула полиция с обыском. Была великая суета, но всё кончилось благополучно; дед молился до восхода солнца и утром при мне
написал в святцах эти слова.
Да
вещают таковые переводчики, если возлюбляют истину, с каким бы намерением то ни делали, с добрым или худым, до того нет нужды; да
вещают, немецкий язык удобен ли к преложению на оной того, что греческие и латинские изящные писатели
о вышних размышлениях христианского исповедания и
о науках
писали точнейше и разумнейше?
Что
писал это тот господин — сомневаться было нечего, потому что тут говорилось
о таких
вещах,
о которых он только один знал.
Во-первых, он, как говорится, toujours a cheval sur les principes; [всегда страшно принципиален (франц.)] во-вторых, не прочь от «святого» и выражается
о нем так: «convenez cependant, mon cher, qu'il у a quelque chose que notre pauvre raison refuse d'approfondir», [однако согласитесь, дорогой, есть
вещи, в которые наш бедный разум отказывается углубляться (франц.)] и, в-третьих,
пишет и монологи и передовые статьи столь неослабно, что никакой Оффенбах не в силах заставить его положить оружие, покуда существует хоть один несраженный враг.
—
О, совсем нет, эпиграф прелестная
вещь. Что же вы хотите
написать?
Не успел я произнести эти слова… и вдруг вспомнил! Да, это оно, оно самое! Помилуйте! ведь еще в школе меня и моих товарищей по классу сочинение заставляли
писать на тему:"
Вещий сон Рюрика"…
о, господи!
В своей специальности я уже набил руку и вполне усвоил репортерскую привычку
писать о совершенно незнакомых
вещах с развязностью завзятого специалиста.
Она
писала о детях,
о дяде,
о нянюшке,
о покупках и между прочим, как
о вещи самой обыкновенной,
о том, что Трухачевский заходил, принес обещанные ноты и обещал играть еще, но что она отказалась.
Видя, что неведение народа
о самых простых
вещах гибельно делается для тех самых, которые его воспитывали; догадавшись наконец, что невежество ненадежно, что на него нельзя положиться ни в чем, потому что оно постоянно может служить орудием в руках первого обманщика, — книжники решились вразумлять народ относительно некоторых предметов: толковали ему
о самозванцах, рассказывали историю Годунова и Димитрия,
писали увещательные грамоты и пр.
—
О разных
вещах пишут, всего не расскажешь.
Граф.
О! это нисколько не трудно. У меня здесь небольшая
вещь, une bagatelle que j’ai composée, романс из моей оперы для тенора. Я — вы, может быть, слыхали, я
пишу оперу — для забавы, знаете ли… без всякой претензии.
— Эка,
о чем заботится… А мне и невдомек! Нет, ангел мой, — вздохнул он, —
писать мне не к кому, завещать нечего… ведь я, что называется, «бедна, красна сирота, веселого живота»; плакать, стало быть, некому будет… А есть кое-какие должишки пустячные, рублей на сорок; там в бумажнике записано… счет есть. Ну, так ежели что, продай вот
вещи да книги, да жалованья там есть еще за полмесяца, и буду я, значит, квит!
«Знаменитый символ пещеры у Платона, —
пишет А. А. Тахо-Годи в комментарии к этому месту диалога, — дает читателю образное понятие
о мире высших идей и мире чувственно воспринимаемых
вещей, которые суть не что иное, как тени идей, их слабые копии и подобия» (там же.
Бог не есть ни то, ни это, и вообще никакая из
вещей,
о которых можно говорить, показать,
написать, услыхать и которые можно понимать чувствами, показывать, видеть или высказывать.
— А какая досадная
вещь вышла… Я вам
писала, — директор банка обещал мне немедленно дать вам место в банке, как только приедете. Вчера захожу к нему, — оказывается, он совсем неожиданно уехал за границу В Карлсбаде у него опасно заболела дочь. Спрашивала я помощника директора, ему он ничего не говорил
о вас. Такая досада. Придется вам ждать, пока воротится директор.
Мириманов, довольно посмеиваясь,
писал в суд исковое прошение
о взыскании с рабочих, живших в его доме, квартирной платы и убытков за побитые стекла, испорченные водопроводные краны. Вселились обратно Гавриленко и доктор Вайнштейн. Мириманов предложил им свои безвозмездные услуги по отобранию у рабочих унесенных ими
вещей. Гавриленко поморщился и отказался. Вайнштейн лукаво улыбнулся, поднял ладони и ответил...
О"Дворянском гнезде"я даже
написал небольшую статью для прочтения и в нашем кружке, и в гостиной Карлова, у Дондуковых. Настроение этой
вещи, мистика Лизы, многое, что отзывалось якобы недостаточным свободомыслием автора, вызывали во мне недовольство. Художественная прелесть повести не так на меня действовала тогда, как замысел и тон, и отдельные сцены"Накануне".
За последние 10–12 лет своей жизни Тургенев говорил
о собственной писательской работе изредка, как бы нехотя, постоянно оговариваясь, что он
пишет мало и редко и смотрит на то, что
пишет, как на
вещи, к которым совсем не следует относиться с такими требованиями, какие раздавались тогда.
У него вдруг сделалось пренеприятное лицо, когда он говорил
о Степе. Мне самой стало противно. Я хоть и мало знаю, что Степа
написал, но мне бы следовало постоять за него. У Домбровича есть особенный талант представить вам
вещь в таком смешном виде, что вы сейчас же переходите на его сторону. Через несколько секунд мне уже сделалось совестно и досадно на себя, зачем я заговорила
о Степе. Я точно застыдилась, что у меня есть родственник, который
пишет скучные
вещи.
Если вы читали, что
писал Жаколио или
пишет о загадочных
вещах наша соотечественница Рада-Бай, то вы, может быть, прислушались к тому, что она повествует
о «психической силе» у индусов и
о зависимости этой силы от «умственного настроения».
Особенно неприятно мне стало, когда я перечитал мои рассуждения
о сорока пяти годах и
о моем счастье: когда
о таких
вещах пишешь скрытно и один, то становится очень похоже на подлость.